Я сидела на крыше, свесив ноги в зловещую темноту двенадцати этажной бездны. Еще не остывший гудрон непроизвольно отдавал заботливо накопленное лунное тепло моим розовым похотливым ягодицам, но на душе скреблась скорбь и отчуждение. Чураясь слез и затаенной обиды я размышляла о самобытности бытия. И когда, казалось бы, последняя мысль была вымышлена и оставалось лишь снять сандалики, и расправив подол кашемирового сарафана взмыть в темноту навстречу неизбежной неизвестности и лютиковой клумбе, позади раздалось таинственное шевеление. Я, резко подобрав под себя подбородок, подпрыгнула, поворачиваясь в скачке, на шум нежданной неожиданности и замерла.
- Дай закурить? – Передо мной стояла Она – невысокая, ладно скроенная блондинка с большими зелеными глазами, выражающими неподдельный интерес и скрытую интригу. Клетчатая блузка облегала красивую, по всей теории вероятности, силиконовую грудь. Соски её игриво топорщились сквозь шелк, их напор жеманно вульгарным выпиранием неудержимо манил к себе. Джинсовые бриджи с лямками и стразами, хоть и были широки, но не могли скрыть прелестной округлости широких бедер и упругости округлых ягодиц. Она была вся восхитительна и я, открыв рот, невольно залюбовалась изгибом её изумительно выпирающих колен и тонкой линей голеностопа.
- Ну, ты чо, курва, закурить то дашь? – Блондинка сморщилась в неприглядной гримасе нестерпимого неудовольствия и топнула ножкой. Тут я очнулась от нахлынувшего на меня прилива наваждения.
- У меня только «Беломор». Будете? – я, все еще находясь под флюидами эйфории несла экзальтированную чушь.
- А-а-а! Попадешь к Вам, научишься курить всякую гадость! Давай! – блондинка взяла благоговейно протянутую папиросу, профессионально ловко согнула наманикюренными пальчиками мундштук и, чиркнув об ягодицу, невесть откуда появившейся спичкой, прикурила.
- А ты тут что же, шалишь? – лукаво прищурившись, блондинка бросила в мою сторону угол зрения.
- Да нет, - я ужасно стеснялась себя под её проницательной улыбкой и продолжала комплексовать всякие глупости, - Я тут порой по средам наедине с одиночеством курю и философствую о смысле судьбы.
- Понятно! – блондинка элегантно протянула изящную руку и строгим фальцетом отрезала – Клара Карлсон!
- Оля, - моя рука утонула в тисках нежной и влажной ладони Клары. – А как Вы здесь…?
- Я здесь пролётом, - она, словно читала мысли из моей, как раскрытая книга, инфантильной головы…

Потом мы сидели, украдкой облокотившись поясницами о шахту вентиляции, курили бычки, запивая горечь грейпфрутовым соком, обнимались руками и рассказывали друг другу женские романы. Немного стесняясь, я рассказала Кларе о себе и о Дениске. О том, как хотела свести концы с жизнью, после его сегодняшнего предательства.
- Милая, милая моя Клара! Ты не представляешь себе, какое ощущение униженного оскорбления испытала я, когда он, закрывшись в туалете, изменял мне с фотографией глянцевой Ксении Собчак. Ну, чем, чем я хуже Собчак?! – и я принималась рыдать слезами, уткнувшись глазными яблоками в её пышногрудый бюст.
Клара, громко смеясь и поглаживая мою влажную, покрытую недельной щетинкой промежность, рассказала мне, как в четырнадцать лет потеряла девственность, и лишь спустя годы на пыльном чердаке в старой коробке с плюшевыми игрушками нашла её обратно. И мне было легко и непринужденно в обществе белокурой бестии с мотором, мы, запрокинув светлые головы, истерически смеялись в распростертые над нами багряные небеса. На прикосновения моих потных рук к лопастям пропеллера, её тело отзывалось сладкими судорогами предвкушения, и она целовала меня, целовала жадно, взасос, так, как никто меня никогда не целовал, потому что меня до этого никто и никогда не целовал, тем более взасос. А потом, она подхватила меня на руки и понесла прочь, прочь от того края моей судьбы, где пол часа назад я была готова к неизбежности конца, на тот чудесный край крыши, где гудрон был тёпл, мягок и податлив нашим разгоряченным организмам. Изящным движением руки, Клара опрокинула меня навзничь, не переставая непрестанно целовать и поглаживать мои грудки. Внезапно, резким движением другой руки, она сделала резкое движение рукой, и на моем теле раздался возбуждающий треск рвущихся рейтуз…

-Мне пора лететь, - Клара в упор глядела на меня, ласково поглаживая трепетной ладонью внутреннюю поверхность моих чувственных бедер.
- Куда?! – в моих мыслях бешеной вереницей пронесся потаенный страх, страх того, что не увидеть мне больше блеска бирюзовых глаз, не касаться матовых изгибов титановых лопастей. 
- В Стокгольм, - казалось, она сама безумно переживает смысл грядущей разлуки, - Но я скоро вернусь к тебе, моя Малышка, обязательно вернусь. Заплачу коммуналку, накормлю щенка и сразу вернусь к тебе, - Клара улыбнулась. В ответ, я жадно припала к её манящим, скривленной в горькой улыбке губам.

В предрассветной мгле я сижу на краю крыши и жду, когда в восходящем потоке осеннего воздуха раздастся милое сердцу жужжание. Милая, милая Клара, забери меня ...