Закрою глаза — и ветер сметает явь.
Тот берег, куда не добраться ни в брод, ни вплавь,
куда залетает душа, как к себе домой,
где людям известен пот, но неведом зной,
тот берег — плавник акулий в моем мозгу,
и я никогда расстаться с ним не смогу.

Там кто-то стоит на камне. Должно быть, я.
На мокрых ботинках водоросли, чешуя.
В тумане вздыхает шхуна, блестит причал.
Я чувствую кроме счастья еще печаль.

Рыбак на ходу разводит ладони вширь,
как будто бы хочет обнять не меня, а мир.
Он рыжеволос и тяжел, его свитер груб,
но много грубее шагреневый оттиск губ.

Его поцелуй я несу домой, как цветок.
Цветов на этой земле не сажал никто.
Он трогает спящих детей, не дыша, легко.
А дети у нас  белесые, как молоко,

почти одногодки — Герда и Кай, ведь так
люди на северном острове думают о цветах.
Вырастить жизнь здесь, похоже, нельзя нигде,
кроме как в женском, ласковом животе.

Рыбак умывается, ест, пригубит вина,
потом омывает, качает меня волна.
Так шторм забивает в раковину песок,
и пахнет соленой рыбой его висок…

Мне снится другая жизнь, параллельный мир,
не этот, истертый мною уже до дыр,
в котором тоску наводит пейзаж в окне,
в котором ни слез, ни боли, ни моря нет.

Пускай континента остов на букву «аз»
не сводит с меня лукавых косящих глаз.
Ему не узнать о тайной моей любви,
соленые гены викингов спят в крови,

и северный остров, где никогда не быть,
которую ночь меня заставляет плыть
в былое, а может — в грядущее. Курс — норд-вест.
Где врыт в каменистую землю мой крест,
мой крест…