Глаза выпучив вперёд, в немом бессильи,
Зубы сжав от муки нестерпимой,
Человек дрожащими руками
Ставил клизму поутру своей любимой.

Много дней она уже не срамши
И ночами не смыкала глазки.
Жить ей стало больше не по кайфу,
Не до секса стало, не до ласки.

Как-то раз, она на дне рожденья
Навалила в брюхо всё, что было:
Отбивные, плов, халву, печенье,
От калорий пот прошиб, лоснилось рыло.

В тот же день ей к ночи подурнело.
Не могла ни сесть, ни встать, живот вспучило.
Так и пролежала много суток,
А в клозет ни разу не сходила.

Дотянулась всё ж  до телефона
Из последних сил она в порыве.
И к её любимому и другу,
Понеслись мольбы в прямом эфире.

На крылах любви примчался друг, неся под мышкой
И пурген и клизмы всех размеров,
Бодро напевая в полный голос
Песню настоящих пионэров.

Он её заставил принять позу,
Так, что бы не портить панорамы.
Зад её монументальный и лихой,
Аппетитно оголил из-под пижамы.

А потом он ловко вставил клизму,
Наконечник смазав вазелином,
Как уже не раз бывало
Заправлял свой хуй он машам, светам, зинам.

И пошли вдруг каловые массы,
Словно горные, проворные речушки.
Облегченья слёзы у девчонки
Пролились на белые подушки.

Так и умерла б она наверно
Не изведав даже чувства материнства.
Вы запомните навек пелотки –
Обжираться, как она, большое свинство!